«ЧЕЛОВЕК НА ЧАСАХ»

Ты на часах сегодня, рядовой,

Недремлющий, терпенья выразитель,

Неколебим, могуч и тверд душой.

К.Р.

Запомнилась презабавная «житейская» ситуация, которая по правилам устава далеко не бессмысленна, а назидательна. В солнечный воскресный день перед входом в главный командный корпус, дожидаясь дежурного для раздачи пропусков, стоят и покуривают счастливчики, вытянувшие жребий увольнения. Неподалеку с автоматом наперевес барражирует мимо клуба в сторону второго КПП на Танковом проезде часовой четвертого поста при заряженном оружии. Кругом цельность умиротворения, заслуженная тишина безмятежности. Все приданы своим делам, отпущенным службой или режимом выходного дня. Невесть откуда грядет внезапно нежданный переполох. Прямо со стороны основного КПП на Волочаевской волнами по главной дороге расположения нарастают крики возбуждения.

Присутствующие мигом разворачивают взор в ту сторону и наблюдают удивительную для Института картину. Она вся в разгоне движения и скоротечной динамики. Мелькает как в калейдоскопе или на страницах захватывающего комикса. Впереди бежит ненатужно, но не теряя проворности, разбитной курсант. В развевающейся шинели, расстегнутой сверху до самого ремня, под которой приметна «парадка». С шапкой в руке и при ботинках, по всему виду, изготовившийся к увольнению. По догадкам, с курса третьего или даже четвертого. На первом такой фривольности с разнузданностью трудно достичь. По эмблемам факультета точно не видно, но, по всей вероятности, из ушлых старшекурсников-переводчиков. Пробегает рысью мимо всех изумленных, включая насторожившегося часового. За ним, переваливаясь с отдышкой на подуставших ногах, из последних сил тянется сам дежурный по Институту в чине полковника.

Увидев, что догоняемый уже миновал часового и открыто ретируется к глухому забору на Танковом проезде, дежурный кричит истошно последними силами: «Сто-о-ой, каналья, остановись! Часово-о-ой, задержать нарушителя!» В тот момент злостный раздолбай уже вспорхнул одним рывком на ограду и наблюдает прямо оттуда в застывшей паузе за происходящим. Часовой, подчиняясь скорее команде, чем обстоятельствам, нехотя вскидывает для прицела автомат, направляет его на виновника тишины и, поведя стволом, громко издает гортанной глоткой звуки длинной очереди — тра-та-та-та!

В тот же самый момент упущенный злоумышленник мертвецки закатывает глаза, хватается театрально руками за грудь и со стоном «О-о-о-ой!» медленно переваливается на улицу за внешней стороной ограды. Там живо вскакивает, быстренько отряхивается, нахлобучивает шапку и улепетывает в направлении трамвайной остановки. Все кругом, корчась от безудержного смеха, провожают его взором охранения. И благодарят всех участников сцены чуть ли не аплодисментами за экспромт убийственного по драматургии и комедийной составляющей спектакля. Взаправду говорят: «Нет ничего зрелищнее водевиля с участием военных!» Здесь весь он принадлежал гуманитарным курсантам. Но сюжет закрылся, и можно предположить, что часовой нарушений не допустил. Так ли это на самом деле? Для выяснения концовки особо любознательным остается лишь перелистать Устав в части обязанностей часового.
Made on
Tilda